Адини решила откровенно поговорить о том, что ее мучило, и от чего болела душа, с Ольгой Валерьевной. Она дама взрослая, к тому же, из одного с Николя времени. Она должна была все понять.
И вот сегодня днем, когда после обеда у Адини появилось свободное время, она предложила госпоже Румянцевой прогуляться вместе со ней.
Они отправились на Адмиралтейский бульвар – тот самый, который, как Адини узнала от Ольги Валерьевны, назывался «Сашкиным садиком». Там она и начала очень трудный для нее разговор.
Но, как оказалось, своей спутнице ничего объяснять и не надо было. Она уже обо всем догадывалась. Адини совсем позабыла, что Ольга Валерьевна была взрослой дамой, много чего повидавшей в жизни.
— Видите ли, Адини, — сказала она, внимательно посмотрев в глаза великой княжне, — я хотела бы понять, что это у вас – просто девичья страсть к умному, красивому и сильному молодому человеку, или, действительно, сильное чувство. Ведь шекспировская Джульетта была почти вашей ровесницей, своей жизнью заплатившей за право любить и быть любимой…
— Понимаю, понимаю, — Ольга Валерьевна всплеснула руками, увидев неподдельное возмущение своей спутницы. — Адини, вы действительно любите нашего Колю, и он, как я поняла, тоже испытывает к вам нежные чувства.
Услышав об этом, девушка почувствовала, что голова ее закружилась от счастья, и она вынуждена присесть на скамейку, стоявшую на бульваре, чтобы не лишиться чувств. — «Господи, — подумала она, — неужели это правда? Неужели Николя тоже любит меня?»
Ольга Валерьевна, присев на скамейку рядом с Адини, ласково посмотрела на нее. — Бедная девочка, — подумала она, — как странно и удивительно все случившееся с тобой… Ты полюбила человека из другого времени и другого мира… Узнай я о чем-то подобном всего несколько недель назад – ни за что бы не поверила в это".
"Кузина-белошвейка" посмотрела на лицо девушки, по которому текли слезы, оглянулась по сторонам и, достав из-за обшлага кружевной платочек, пахнущий чем-то удивительно приятным и душистым, ласково обтерла щеки и лоб великой княжны.
— Адини, — сказала Ольга Валерьевна, — любовь – это прекрасное чувство, но ваш батюшка никогда не разрешит выйти замуж за Николая. Пусть, он очень уважает его, пусть он очень любит вас… Но для него важны принципы, которыми он руководствуется, и которые не нарушит.
— Ольга Валерьевна, — дрожащим голосом сказала Адини, — я брошусь с Николя в ноги батюшке, я буду его просить, умолять…
— Адини, милая, — тяжело вздохнула Ольга, — это бесполезно. Ваш батюшка – человек упрямый и принципиальный. На него вряд ли подействуют ваши мольбы и слезы. Хотя, ничто человеческое ему и не чуждо, но в данном случае, он останется непреклонен.
— Так как же мне быть? — с мольбой в голосе спросила Адини у своей спутницы, — может быть, мне лучше убежать вместе с Николя в его мир? Мне, конечно, будет очень плохо без мамa и папa, без моих сестричек и братьев…
— Да, но что тогда нам здесь делать? — сказала Ольга, — ведь ваш батюшка тогда не захочет нас больше видеть. И мы после этого не сможем помочь нашей стране избежать многих бед и невзгод. Погибнет много людей… И как нам тяжело будет расстаться навсегда с такими замечательными людьми, как князь и княгиня Одоевские…
— Да, Ольга Валерьевна, — печально сказала Адини, — вы правы… Нельзя нам с Николя думать лишь о своем счастье, и не думать о несчастьях других людей… Видно, ничего нельзя сделать – обстоятельства выше нас.
— Адини, — сказала Ольга, — не вешай носа. Не может такого быть, чтобы мы не смогли найти выход из создавшегося положения. Я попрошу помочь твоему горю Александра Павловича. Он человек умный и находчивый. Думаю, что он непременно что-нибудь придумает…
А пока, — Ольга ласково погладила по голове немного успокоившуюся Адини, — пусть все идет своим чередом. Читайте, думайте, терпите, и ждите нового визита в наше время. Вы ведь помните, что вам надо будет показаться нашим докторам. Там вы будете вместе с Николаем – я и Александр Павлович постараемся, чтобы он тоже в это время оказался в XXI веке. Думаю, что там вам никто не будет мешать.
Ну а мы с господином Шумилиным будем помогать вам здесь. Я полагаю, что мы сумеем подобрать ключик к сердцу вашего батюшки. Только, давайте, не будем спешить…
— Спасибо, Ольга Валерьевна, — радостно сказала Адини, — я вам так благодарна. Я знаю, что у вас доброе сердце, и вы поможете мне и Николя обрести счастье.
И великая княжна доверчиво прижалась к женщине из будущего, как будто это была ее родная мать…
Дороги, которые мы выбираем…
Разговор императора и Шумилина о Великом княжестве Финляндском закончился тем, что Николай дал обещание в самое ближайшее время заняться приведением всех этих частей империи, созданных волею его покойного брата к общероссийскому знаменателю.
— Я понимаю, Александр Павлович, что вы абсолютно правы, тем более, что вы знаете, чем все это закончится после, — сказал царь, задумчиво глядя в окно своего кабинета, — но, я даже не знаю – с чего начать… Тут, надо принимать и новые законы, и добиться их исполнения, причем, так, чтобы ни в Финляндии, ни в Польше не началась смута и беспорядки. Может быть, вы, Александр Павлович, подскажите мне – с чего следует начать. Ведь мало принять новый закон, надо еще добиться и его неукоснительного исполнения.
— Именно так, ваше величество, — сказал Шумилин, — ведь вы сами в нашей истории с горечью признавались своему сыну и наследнику в том, что Россией правите не вы, а столоначальники. Я могу вам лишь посочувствовать. Впрочем, и в наших временах ситуация не намного лучше – порой чиновник может игнорировать распоряжение верховной власти. Или выполнить его так, что по форме будет все правильно, а по существу – результат окажется прямо противоположным желаемому.
— Вот видите! — с жаром вскричал император, — все так часто и бывает. Я долго размышляю, выслушиваю мнение людей, которые изучили досконально этот вопрос, и, наконец, добиваюсь принятия закона, который должен принести пользу нашему Отечеству. И что происходит потом? А потом, закон этот кладут под сукно, и продолжают все делать по старинке.
Я ведь не зря создал III-е отделение, и поставил во главе его моего старого друга и честнейшего человека графа Бенкендорфа. Он должен был контролировать положение дел в Империи. И что в конечном итоге получилось из всего этого?
Николай, похоже, разошелся не на шутку, с горечью говорил Шумилину о том, что у него давно наболело, и то, в чем бы он никогда не признался бы никому другому.
— Александр Павлович, я увидел, что чиновники, которых я хотел превратить в опору своего государства, погрязли в мздоимстве и казнокрадстве. Да, вы и сами все знаете. Одно дело Политковского чего стоит?
Какой мерзавец! — возмущенно воскликнул Николай, — красть у увечных воинов! А ведь этим он занимался не один год!
— Эх-хе-хе, — покачал головой Шумилин. — Ваше величество, да Политковский – лишь один из многих жуликов, грабящих государственную казну. А имя им – легион!
Что я могу вам посоветовать? Прежде всего – надо реформировать ведомство милейшего Александра Христофоровича. И разобраться с господином Дубельтом. В нашей истории он замешан в деле Политковского, да и прошлое его далеко небезупречным.
Конечно, Леонтий Васильевич Дубельт – хороший сыщик, или, как у нас говорят – профессионал. Но организацией, которая должна контролировать чиновников, и бороться с казнокрадством, руководить следует человеку безупречному во всех отношениях. Ибо, как говорил Ювенал: "Но кто устережет самих сторожей?".
— Это так, — кивнул головой Николай, — но граф Бенкендорф серьезно болен, и не всегда может исполнять свои обязанности. Поверьте мне, Александр Павлович, боевые ранения и контузии изрядно подорвали его здоровье. Ему нужен хороший помощник, который в его отсутствие мог бы руководить Третьим отделением и Корпусом жандармов. Господин Дубельт, как вы правильно заметили, дело свое знает.